«Будущий общественный строй уже называют «капитализмом наблюдения». Хотя я уверен, что появятся такие гаджеты, которые позволят «избранным» быть невидимыми и неуловимыми», — говорит историк и социальный философ Андрей Фурсов, комментируя «коронакризис». О том, почему на земле может остаться лишь несколько десятков анклавов, где по-прежнему будет чисто и светло, а остальной мир превратится в «большое Сомали» и кто развязал мировую вирусную войну, он рассказал в интервью «БИЗНЕС Online».
«300 МИЛЛИОНОВ ЧЕЛОВЕК ЛИШАТСЯ РАБОТЫ, БОЛЕЕ 1,5 МИЛЛИАРДА ОСТАНУТСЯ БЕЗ СРЕДСТВ К СУЩЕСТВОВАНИЮ»
— Андрей Ильич, коронавирус не сходит с языка, как будто это глобальная война или масштабная катастрофа, которая разразилась среди совершенно ясного неба. И действительно, нынешний високосный 2020 год начался очень тревожно: с убийства иранского генерала Касема Сулеймани, которое чуть не спровоцировало новую большую войну на Ближнем Востоке, куда неизбежно были бы втянуты США, Россия, ЕС, Турция и многие другие страны. Но мир в страхе отшатнулся от перспективы такой войны, которая могла бы легко перерасти в мировую. Так что же, коронавирус просто заменил нам новую мировую войну? И сейчас мы присутствуем при фактическом начале Третьей мировой?
— Действительно, то, что произошло в самом начале 2020 года (я имею в виду убийство иранского генерала), выглядело как провокация, которая должна была повлечь за собою войну. Это мне напомнило провокацию с двумя балканскими войнами в начале ХХ века (имеются в виду Первая и Вторая Балканские войны, случившиеся в 1912–1913 годах), когда кайзера Вильгельма II и других сильных мира сего пытались спровоцировать к решительным действиям. Однако этого не произошло. И тогда 28 июня 1914 года раздались знаменитые выстрелы в Сараево — Гаврила Принцип убил австрийского эрцгерцога Франца Фердинанда и его супругу.
Однако убийством генерала Сулеймани запустить на Ближнем Востоке новую региональную войну — с перспективой превратить в глобальную — не получилось. И вот тут-то и подвернулся вирус, который по своим разрушительным последствиям вполне может оказаться эквивалентом большой войны. Сейчас это уже совершенно очевидно. Судите сами: по оценке МОТ (международной организации труда), в результате жестких карантинных мер около 300 миллионов человек лишатся работы и более 1,5 миллиарда жителей Земли останутся без средств к существованию. Почему именно 1,5 миллиарда? Очевидно, речь идет о семьях 300 миллионов кормильцев. И это еще выглядит как оптимистический прогноз. В одной Индии без работы уже остались 122 миллиона человек, уровень безработицы там находится на рекордно высоком уровне — 27,1 процента. В странах Евросоюза МОТ предсказывает сокращение 12 миллионов человек (это 7,8 процента от общего числа занятых), в арабских государствах уволить могут до 5 миллионов (8,1 процента от рабочей силы). Что касается России, то здесь эксперты предсказывают от 15 миллионов до 25 миллионов безработных. Что это как не последствия необъявленной, но вполне ощутимой войны?
Кроме того, в подавляющем большинстве стран предпринимаются беспрецедентные меры по ограничению прав граждан на передвижение. Я уже не говорю об истерии, настоящей наведенной психической эпидемии, накрученной вокруг COVID-19! Подобного рода психические эпидемии обычно сопровождают мировые войны — по крайней мере, на первом их этапе.
— Почему же все-таки не удалось запустить обычную горячую войну в начале года? Коронавирус — это слишком нетривиально: никто не может просчитать последствия такого оружия.
— Думаю, война не произошла по целому ряду причин, но главная из них — запускать большую войну в современном мире очень опасно и, как говорится, стремно. Наверняка у нее будут победители и проигравшие и первые вполне могут потащить вторых куда-нибудь в новый Нюрнберг. А если еще окажется применено ядерное оружие, то последствия могут быть самыми тяжелыми. Потому никто из лидеров мировых держав не рискнул ввязаться в схватку, куда их пытались заманить. И в этом отношении COVID-19 подвернулся очень вовремя.
Из той информации, которую мы имеем на сегодня, ясно, что коронавирус — результат опытов целой группы специалистов из Китая, Франции, США и других стран, которые решали следующую задачу. Вирус летучей мыши не «крепится» к человеку. В течение нескольких лет создавали такую модификацию, которая «крепилась» бы, — об этом открыто писали в журналах по микробиологии, медицине и так далее. Вопрос в том, вброшен вирус сознательно или вырвался случайно, по ошибке? Но, даже если это случайность, определенные силы будто ждали такого и используют сегодня, как говорят в неких кругах, на полную катушку.
— Однако у всякой войны есть силы, которые ее непосредственно развязывают. Пандемия началась в Китае, но разве мы можем считать КНР виновником этой новой глобальной беды? Ведь в первую очередь «коронавирусная война» невыгодна самому Пекину. Так кто же развязал ее?
— Если мы посмотрим на то, что происходило с мировой экономикой в конце 2019 года, то увидим, что она фактически зашла в тупик. И это очень симптоматично. Мировая война, как правило, борьба за мировую гегемонию. По сути, первым таким конфликтом мы можем считать Тридцатилетнюю войну XVII столетия. Затем — Семилетнюю войну 1756–1763 годов, наполеоновские войны начала XIX века и, наконец, то, что мы привычно именуем Первой и Второй мировыми войнами.
Давайте вспомним, что было характерно для окончания XIX века. Мир тогда оказался поделен между могущественными империями, и дальнейшая экспансия капитала столкнулась с определенными трудностями. При этом очень хотелось поделить то, что осталось и было не освоено. Но для того европейским державам и Соединенным Штатам предстояло конфликтовать уже друг с другом, а не с колониями или полуколониями. Для примера: войны типа опиумных в Китае здесь уже не срабатывали. Заметим по такому случаю (как бы в скобках), что капитализм — экстенсивно развивающаяся система, так же как и античное рабовладение. Это их отличает от феодализма.
Так что в условиях «поделенного мира» воевать друг с другом предстояло крупным империалистическим державам. Что произошло в результате Первой мировой? Был стерт военно-промышленный потенциал как минимум двух крупных государств, и в 1920–1930-е годы мотором мирового экономического развития стало восстановление экономик — прежде всего СССР и Германии. То же самое произошло и после Второй мировой войны. На месте разрушенного или сознательно демонтированного военно-промышленного комплекса ряда государств начались экономические чудеса 1950–1960-х годов: советское чудо, немецкое, японское и итальянское… На самом деле это опять-таки было восстановление ВПК и иной крупной промышленности. То есть мировые войны стирали прежние ВПК и обеспечивали площадку для строительства новых. Почти по Конфуцию: «Кто отпрыгнет дальше всех, сможет прыгать еще раз».
Однако очередные экономические чудеса закончились в 1960-е годы. Воевать снова и в прежних масштабах оказалось очень сложным — мир обзавелся ядерным оружием, но при этом продолжал развиваться в кризисном направлении. В начале 1980-х годов три группы американских специалистов по прогнозированию развития мировой экономики дали очень неутешительный прогноз для капитализма в целом. Я говорю о группах под управлением ученого, нобелевского лауреата Марри Гелл-Мана, а также финансового эксперта Билла Боннера и социолога Рэндалла Коллинза (между прочим, часть трудов последнего, таких как «Социология философий. Глобальная теория интеллектуального изменения» и «Макроистория. Очерки социологии большой длительности», переведена на русский язык). Работали все эти эксперты по заказу Рональда Рейгана, который к тому моменту еще только занял Белый дом в качестве 40-го президента США и сразу отдал команду проанализировать ситуацию на ближайшие 10–12 лет. И что же? Все три группы выдали примерно одинаковый анализ: мировой экономический кризис придет в две волны: первая — в 1987–1988 годах, а вторая — в 1992–1993 годах. Причем, как предполагали эксперты, социалистический сектор мировой экономики перенесет кризис легче, чем Запад. Так, падение производства в соцлагере предсказывалось на 10–12 процентов, а на Западе — в 20–25 процентов. Отсюда прогнозировались политические последствия: возможность в середине 1990-х годов прихода к власти коммунистов во Франции и Италии, левых лейбористов — в Великобритании, а в Соединенных штатах, скорее всего, можно было ожидать бунтов негритянского населения в крупных городах. Поэтому после такого прогноза максимальное ослабление или же (если повезет) уничтожение Советского Союза стало просто условием выживания капиталистической системы.
Что и произошло, как мы знаем, в 1991 году. Это отодвинуло кризис аж до 2008-го. На целых два десятилетия капитализм словно обрел второе дыхание благодаря разрушению и разграблению бывшей социалистической системы. Однако в 2008 году кризисные явления снова требовательно заявили о себе — их временно залили деньгами, но сам кризис от этого никуда не делся, он все равно продолжается. И сейчас мировая экономика находится, по сути, на грани катастрофы. Причем, в отличие от экономического кризиса 1929–1939 годов или рецессии 1873–1896 годов, которые были разновидностью структурных кризисов, теперь капсистему ожидает кризис системный, терминальный. Капитализм свое отработал, нужно что-то новое. Однако оно обыкновенно появляется в истории в результате либо мировой войны, либо какого-то ее эквивалента.
Им и стал «коронакризис». Помимо прочего, его еще и очень активно раздули — так рука об руку идут сразу две эпидемии: вирусная и психическая. Обратим внимание на то, что статус пандемии COVID-19 присвоила ВОЗ (Всемирная организация здравоохранения). А ведь еще перед вспышкой свиного гриппа там снизили критерии того, что следует считать пандемией. Последовало нагнетание психологической напряженности через СМИ в стиле «Кошмар! Все пропало!» — и образ новой глобальной пандемии был фактически завершен.
Накануне нашего интервью я случайно наткнулся в интернете на данные, сколько в России в прошлом году умерло людей от онкологии. Не менее 270–280 тысяч человек. Каждый день, по данным минздрава, в нашей стране от рака умирают более 700 граждан. По сравнению с тем количеством людей, которые погибают сейчас от коронавируса, это просто несопоставимо (по состоянию на 8 мая в РФ было зафиксировано чуть больше 1,7 тыс. смертей от COVID-19 — прим. ред.). Сравнивать здесь можно бесконечно — например, с тем, сколько умерло за прошлый апрель в Москве. Не исключено, что цифры по прошлому году будут более внушительными, чем нынешние, в эпоху объявленной пандемии. Есть вопросы и к официальной статистике смертей от коронавируса — все ли они реально от него? Пока что, согласно данным Росстата (от 6 мая 2020 года), по итогам первых трех месяцев 2020-го смертность от заболеваний органов дыхания по сравнению с январем – мартом 2019-го снизилась с 47,6 умершего на 100 тысяч человек до 42,6 процента. Посмотрим, каковы будут цифры за апрель – июнь.
«МАССЫ ЛЮДЕЙ ЗАХОТЯТ ДВИНУТЬСЯ ТУДА, ГДЕ ЧИСТО И СВЕТЛО»
— Говорят, что в медицине «коронакризис» — это прежде всего кризис отсутствия нужного количества койко-мест для заболевших.
— Как раз в последние годы неолиберальные режимы провели у себя оптимизацию медицинской сферы. Россия, к счастью, в этом отношении немного поотстала. Тем не менее у нас «эффективные менеджеры» тоже наоптимизировались. Я уже как-то цитировал профессора Игоря Гундарова и теперь снова сошлюсь на его цифры. Так вот, по данным ученого, в 1990 году в России насчитывалось 12 762 больницы, а в 2018-м — уже только 5 257. Это означает минус 60 процентов. Притом количество так называемых койко-мест сократилось с 2 миллионов 38 тысяч до 1 миллиона 173 тысяч — на 43 процента!
Геннадий Онищенко ведь недаром назвал коронавирус «добрячком», потому что он не косит так, как испанка (во время которой умерли до 100 миллионов человек во всем мире). А представляете, если бы сейчас случилась эпидемия уровня испанки? «Оптимизированная» медицина просто рухнула бы.
Я жил некоторое время в США, помню, как работает система Medicaid. В Америке значительная часть людей вообще страховки не имеют и остаются беспомощными перед лицом любой эпидемии. Примерно месяц назад я наблюдал по ТВ, как в США умерших якобы от коронавируса хоронили в простых деревянных гробах, трупы просто свозили на какой-то остров и закапывали в «братской могиле». Ни один нормальный американец никогда не позволил бы так погребать своих родственников, а значит, это хоронили бомжей, наркоманов, алкоголиков, разыгрывая перед нами спектакль. Вирус, безусловно, есть, как и смерти от него. Но существует и спектакль, причем его больше.
В любом случае эпидемия провоцирует социальную катастрофу, которую сильные мира сего стремятся использовать как социальное оружие против средних и нижних слоев. Не будем также забывать о 1,5 миллиарда людей, которые останутся без средств к существованию. Причем в основном это будет Африка, Азия и Латинская Америка, и уже ясно, что массы людей захотят двинуться туда, где чисто и светло. Я думаю, что на сей раз европейцы вряд ли проявят себя такими же идиотами, какой показала себя Ангела Меркель в 2015 году, и, скорее всего, не пустят к себе мигрантов. Тем более что беженцы могут стать разносчиками инфекции, которой все так боятся.
— Вы упомянули, что, если бы СССР не рухнул, существовала возможность дальнейшего распространения социалистической системы в мире и что на фоне кризиса она, по расчетам американских специалистов, могла проявить себя более жизнеспособной. Так, значит, капитализм мог умереть гораздо раньше, а не вступить в свою триумфальную фазу 1990-х?
— Если бы советская номенклатурная верхушка не сдала страну, тогда у капитализма могли бы возникнуть серьезные проблемы. Правда, в таком случае мир мог бы столкнуться с реальной опасностью ядерной войны. Все зависело бы от того, у кого крепче нервы. Я напомню слова госсекретаря США Дина Раска (занимал данный пост при Джоне Кеннеди и затем при Линдоне Джонсоне) во время Карибского кризиса: «Мы с этим парнем смотрели в глаза друг другу — и он сморгнул». Рейган, сыграв бесстрашного ковбоя, заставил сморгнуть советское руководство, и его актерской игре поверили в Москве. Юрий Андропов, Константин Черненко, а за ними и Михаил Горбачев уступали позицию за позицией, а затем последний генсек КПСС просто капитулировал и сдал соцлагерь, систему и страну.
Обычно любят твердить о том, что история не знает сослагательного наклонения. На самом деле это плохие историки не знают его. В истории всегда существует целый набор вариантов — если бы подобное было не так, то ее следовало бы считать фатумом, сверхдетерминированным мистическим процессом, где нет ни субъекта, ни свободной воли. История — это столкновение воль и конкуренция вариантов: как только один из них побеждает, остальные варианты просто сворачиваются. Но, пока победителя нет и идет борьба, история носит вероятностный характер.
Советское руководство отказалось от своего варианта будущего в середине 1960-х годов и постепенно стало интегрироваться в мировую капиталистическую систему, полагая, что если там есть ядерное оружие и нефть, то его пустят на равных за один стол с мировой верхушкой. И Запад ему в этом подыграл. Хотя в конце 1960-х — начале 1970-х США находились в тяжелейшем кризисе, советское руководство данный момент не использовало, напротив, купилось на предложенную ему Западом так называемую разрядку международной напряженности — détente. В результате Штаты получили передышку, а со второй половины 1970-х начали постепенно переходить в наступление. А ведь 1970-е — это худший период в американской истории. По глубине кризисных явлений второе место здесь занимают 1920-е годы, а третье — 1870-е.
Повторю: отказавшаяся в середине 1960-х от превращения системного антикапитализма в посткапитализм и начавшая плотно интегрироваться в мировую капсистему, советская номенклатура активировала путь перерождения, о котором предупреждал Лев Троцкий и которого опасался Иосиф Сталин. Логически этот путь должен был завершиться демонтажем системы. В середине 1970-х годов оформилась команда, запланировавшая системный транзит. Не думаю, что она собиралась рушить СССР, ее интересовала смена строя. Разрушение СССР — это скорее комбинация «эксцесса исполнителя» и внешних факторов. Можно, конечно, рассуждать о том, что стало бы, если бы во главе СССР оказались не столь интеллектуально убогие, трусливые, жадные и склонные к предательству люди типа Горбачева, Эдуарда Шеварднадзе и других, но именно такой тип нужен был планировщикам в качестве ширмы, фронтменов. Этих деятелей и запустили на демонтаж советской системы — чтобы в случае чего их сдать. Но что-то пошло не так. Моментом истины окончательно стал, по моему мнению, 1988 год.
— Говоря о «серьезных людях», принявших решение о демонтаже Союза, вы имеете фигуры класса Филиппа Бобкова (в период 1985–1991 годов был первым зампредом КГБ СССР)?
— Обыкновенно называют фамилии Бобкова или Евгения Примакова, но, я думаю, следует вести речь о людях посерьезнее. Скорее всего, это те, кто пришел в государственную систему, прежде всего в ГБ, в конце 1930-х годов, а в 40–50-е набрал силу, оформившись в клан или даже в несколько связанных между собой. Эдакие старые львы или скорее даже тигры-людоеды. Одним из них вполне мог быть генерал-лейтенант Евгений Питовранов, руководитель личной разведки Андропова под названием «Фирма». Бобков, безусловно, тоже играл свою роль, и в этом смысле очень интересны его мемуары — там сказано так много и притом ничего.
За счет смерти СССР капитализм купил себе полтора десятка лет или чуть больше сытой жизни — действительно такой, ведь в последние три года президентства Билла Клинтона (второй его срок) Америка впервые за 30 лет получила профицит бюджета. Это произошло за счет разграбления социалистического лагеря.
«ЧЕПЧИК СНЯТ, И НА ВОПРОС «БАБУШКА, А ЗАЧЕМ ТЕБЕ ТАКИЕ БОЛЬШИЕ ЗУБКИ?» КАПИТАЛИЗМ ОТКРОВЕННО ОТВЕЧАЕТ: «ЧТОБЫ ТЕБЯ СЪЕСТЬ!»
— Я вернусь к вопросу о том, кто же на этот раз развязал «коронавирусную войну»? Правомерно ли здесь говорить о странах или только о неких могущественных силах, не связанных государственными границами?
— Уже на рубеже XIX–XX веков сложилась двухконтурная система организации мировой верхушки, которая является самым сильным оружием — ее и капсистемы в целом. И это не дает нам возможности говорить только о государствах как единственных субъектах мировой политики. «Двухконтурка» начала зарождаться в 1820–1830-х годах и в течение сотни лет завершила свое формирование. В начале ХХ столетия правительства, партии и парламенты в основном уже были лишь функцией неких закрытых структур мирового согласования и управления. Но это ни в коем случае не мировое правительство, его нет, а есть несколько влиятельных групп, которые совпадают друг с другом по принципу «кругов Эйлера», находясь между собой и в конфликте, и в сотрудничестве. Вспомним, как группа алмазного магната Сесила Родса и лорда Альфреда Милнера разыграла британское правительство и парламент, подтолкнув их к Первой мировой. Причем я говорю о группе и в буквальном, и в переносном смысле — она называла себя The Group («Группа»), или We («Мы»), и у истоков этой организации стоял Родс, тесно связанный с Ротшильдами, хотя отношения с ними у него были весьма непростые. В The Group входили немало представителей британского истеблишмента, были в ней и некоторые иностранные деятели, разумеется, не на первых ролях; исследователи говорят о министре иностранных дел России Александре Извольском и французе Раймоне Пуанкаре.
The Group переиграла не только европейских руководителей, но и свой, британский парламент, в котором были много противников войны. Почему? Потому что они действовали сразу на двух уровнях — и на наднациональном, и на государственном. Скажем, сэр Эдуард Грей в качестве министра иностранных дел Британской империи морочил голову императору Вильгельму, объясняя ему, что в схватке четырех держав — Германии, Австрии, Франции и России — Великобритания якобы нейтральна. Притом как деятель The Group Грей занимался совершенно иными делами. Владимир Ленин назвал бы это использованием одновременно легальной и нелегальной сфер, вот только размах деятельности «Группы» и ее возможности были намного больше, чем у вождя большевиков.
Сегодня, когда мы говорим о виновниках и бенефициарах «коронакризиса», нужно иметь в виду совокупность совершенно разных акторов (действующих субъектов — индивидуальных или коллективных — прим. ред.). Во-первых, это закрытые наднациональные группы. Во-вторых, транснациональные корпорации. В-третьих, спецслужбы, которые зачастую ведут собственную игру и давно стали автономными. Американский политолог Сэмюэл Хантингтон еще в 70-е годы написал интереснейший доклад о том, как спецслужбы крупнейших западных стран переориентируются в своей деятельности с государств на транснациональные корпорации.
Кроме того, во второй половине ХХ века в Соединенных Штатах возник феномен deep state — глубинного государства. Начало оформления deep state — это убийство Кеннеди в ноябре 1963-го, а момент истины — события 11 сентября 2001 года. В нашем случае американское глубинное государство еще один актор, тесно связанный с аналогичными структурами в других странах. Уверен, мы имеем дело с глобальной сетевой организацией, «узлы» которой есть во всем мире, включая противников США как государства — Китай и Россию.
Какова ныне задача международной верхушки капиталистического класса? Поскольку капитализм свое отработал, нужна новая посткапиталистическая система, в которой старые аристократии, монархии и капиталистические кланы сохранят власть, привилегии и контроль над населением, но уже не на основе присвоения капитала — овеществленного труда, реализующего себя как самовозрастающую стоимость, а на основе присвоения того, что Карл Маркс называл духовными факторами производства, то есть науки, образования и системы образов. Однако для того, чтобы эти факторы присвоить, нужно разрушить старые формы. Потому последние 30 лет совершенно сознательно разрушаются системы образования, элитарная наука концентрируется в закрытых структурах, а в массовую сбрасываются третьестепенные темы. На изучение элит и методологию социального анализа гранты не выделяются. Как правило, их дают на вопросы изучения третьего волоска в левой ноздре. Ну и еще на экологию, гендерные исследования, изучение геев и лесбиянок и так далее. А на серьезные вещи — нет.
Каким может быть посткапиталистический строй по замыслу нынешних элит? Это тот, при котором верхушка контролирует духовные факторы производства, ресурсы и поведение людей. Однако дальше всех на данном пути забежал, как ни странно на первый взгляд, Китай — внедренная здесь система социальных рейтингов, ранжирующая доступ к общественным благам в зависимости от поведения, очень хорошо ложится на традиционную китайскую (а также на корейскую и японскую) систему ценностей. Если систему социальных рейтингов дополнить искусственным интеллектом, таким, какой, например, собираются запустить в Москве с 1 июля (официально — для повышения безопасности и постановки диагнозов, эксперимент продлится пять лет — прим. ред.), то мы воочию увидим образ будущего, надвинувшегося вплотную. Другое дело, что в России, скорее всего, гладко не пройдет — что-то сломается, кто-то что-то сворует, а потом все упрется в чиновничий бардак. Хотя он на самом деле наше спасение: затрудняет нам жизнь, но и спасает от тотального контроля. Вот в США, Германии и, наверное, Великобритании это пройдет. Во Франции уже станет сложнее. Однако в любом случае минует год-два и мы будем жить в другом мире, выстроенном по совершенно иным схемам.
Кстати, несколько лет назад наш писатель Вадим Панов начал новый цикл «Аркада», в котором вышло два романа KamataYan и SuMpa. И то и другое — это название вирусов. События происходят в 2029 году: мировая верхушка, или, как она называет себя в романах, «мировые инвесторы, бухгалтеры» (кстати, фамилия одного из них — Феллер, что прозрачно намекает на Джона Рокфеллера), запускает лжеэпидемию, чтобы встряхнуть мир. Дескать, миллиард или два умрет, но мир преобразится. А во втором романе запускается эпидемия, которая должна изъять из социального оборота людей старше 40 лет. Поэтому, когда в самом начале вспышки COVID-19 зашла речь о том, чтобы посадить на жесткий карантин, по сути, под домашний арест людей старше 65 лет, я сразу вспомнил романы Панова.
Резюмирую: в эпидемии COVID-19 и нагнетании вокруг нее психоза заинтересован целый кластер интересов в мировой верхушке; цель этих структур и людей — сохранить свои привилегии на основе создания новой системы; в процессе ее построения огромное число граждан будут отсечены от «общественного пирога». Мы видим, как коронавирусная эпидемия и связанная с ней психическая начинают решать данную задачу.
Системный переход — это борьба не только верхов против низов, но и между представителями самих верхов. Одна из ее линий в современном мире — «старые деньги» против «молодых». Еще 12–13 октября 2012 года в Токио директор МВФ Кристин Лагард сказала, что нужно создавать все моральные и юридические предпосылки для экспроприации «молодых денег». Где сосредоточены последние? Преимущественно в России, Бразилии, чуть в меньшей степени в Индии. То есть речь идет о части БРИКСа, хотя входящий в группу Китай защищен от экспроприаторов своим государством. Тем не менее Великобритания уже запустила процесс экспроприации, а офшорный Кипр заверил, что полностью поддержит британцев в этом вопросе (вспомним заморозки банковских операций и счетов владельцев, имевших неосторожность хранить там свои сбережения). Вначале русским миллиардерам говорили: «Несите ваши денежки!» Ну а теперь всё: «были ваши — стали наши». Когда-то олигархи украли деньги у нас. Теперь раскурочивают олигархов и полуолигархов (смотрите картину Брейгеля-старшего «Большие рыбы пожирают малых»). Могут ли они спастись? Да, всемерно укрепляя государство, которое защищает не только их интересы. Но таких вряд ли найдется много.
— Но ведь капитализм изначально связывал себя с демократическими правовыми режимами, его знаменем считались права человека и другие гуманистические ценности. Что же получается: сейчас капитализм сбрасывает прежнюю змеиную кожу и превращается в мощнейшую автократию, мировую диктатуру?
— Этаким волком, который надел бабушкин чепчик и спрятал зубы, капитализм был всего не более полусотни лет после 1945 года. Причем заставили его взять на себя «уютный образ» и наличие в мире Советского Союза, и классовая борьба трудящихся. Плюс возможности экономического восстановления после 1945-го. Недаром французы с легкой руки экономиста Жана Фурастье называют 1945–1975 годы Les Trente Glorieuses — «славным, счастливым 30-летием». Посмотрите на то, каким капитализм был в XVIII и XIX веках. В Англии в XVIII столетии ребенка за украденную булку могли повесить. То есть это очень жестокий строй. Перечитайте «Железную пяту» Джека Лондона, где он фактически расписал американские реалии конца XIX — начала ХХ века. Так что капитализм был вынужден стать «добреньким» всего на чуть более полувека. А теперь чепчик снят, и на вопрос «Бабушка, а зачем тебе такие большие зубки?» капитализм откровенно отвечает: «Чтобы тебя съесть!»
Посткапиталистический строй, если будет реализован план элиты нынешнего пост-Запада, окажется еще жестче, как это всегда бывает, когда на смену старой, дряхлеющей системе приходит молодая и агрессивная, отстраивающаяся на волне движения низов, но за их счет. Обратите внимание: когда начал умирать феодализм с середины XIV по середину XV века, а затем на протяжении двух столетий шел генезис капитализма, резко упала калорийность питания населения. Историк Фернан Бродель в своем капитальном труде «Материальная цивилизация, экономика и капитализм» писал, что французы и немцы XVI века с удивлением вспоминали, как много мяса ели их бабушки и дедушки. А при жизни первых стандарты потребления упали. В Европе они восстановились только к середине XIX века! Эпоха генезиса и сам ранний капитализм были просто социальным адом.
Или посмотрите на 1920–1930-е годы в СССР — на эпоху советского «системного антикапитализма». Это тоже был молодой жестокий строй. Он потом стал добреньким — в 1960–1970-е, и мы получили социализм с человеческим лицом, причем Леонида Брежнева. И действительно, такой социализм был, по крайней мере, не злым, но он проел наше будущее.
Тот общественный строй, который формируется сейчас, вряд ли окажется приятным. С другой стороны, все станет зависеть от уровня социальной борьбы. Вспомним, как Европа выходила из кризиса XVI–XVII веков. Было три разных выхода: немецкий, французский и английский, и они напрямую зависели от того, насколько низы смогли отстоять свои позиции и таким образом укрепить свою «сделочную позицию» при новом строе. И сейчас будет то же самое: выходов из кризиса станет несколько, и все они окажутся разными.
Думаю, глобальной системы в мире не появится. Целые регионы будут просто вышвырнуты из исторического процесса. Скорее всего, это ждет Африку: на континенте останутся только анклавы, куда люди начнут приезжать и активно эксплуатировать данную конкретную зону. Если вам попадались романы французского писателя Жана-Кристофа Гранже «Лонтано» и «Конго реквием», то в них это очень хорошо показано. Впрочем, помимо фантазий автора есть и реальность: во Второй конголезской войне 1998–2002 годов были уничтожены более 5 миллионов человек. У нас помнят про геноцид в Руанде в 1994-м, когда вырезали, по разным оценкам, от полумиллиона до миллиона представителей африканского народа хуту. А тут уничтожили 5 миллионов человек, но в мировой историографии про конголезскую войну почему-то никто особенно не вспоминает. Так что в ближайшее время Африка наверняка окажется объята подобными жестокими войнами: снова активизируется радикальная исламистская организация «Боко харам» в Нигерии, да и в других странах даст знать о себе исламский фактор. Другими словами, будет и дальше происходить процесс футуроархаизации. Значительную часть исламского мира — Средний Восток и часть Средней Азии — ждет, видимо, превращение в огромное гетто. Это очень неплохо описано в романе Александра Афанасьева «Зона заражения».
— И что же, почти весь мир погрузится в архаику?
— Думаю, что останется несколько десятков, возможно, сотня анклавов, где по-прежнему будет чисто и светло, но где все начнет жестко контролироваться. Однако появятся и такие зоны человеческой ойкумены, куда по доброй воле никто не станет соваться. И, конечно же, возникнут буферные зоны между ними. Французы их называют «государством-тампоном». Например, Ливия была таковой. Однако клан Николя Саркози, решая свои проблемы, убил Муаммара Каддафи, страна рухнула — и из ближневосточного мира в Европу хлынули беженцы. А до этого Ливия долгое время играла роль именно «тампона».
«НА БЛИЖАЙШИЕ 100 ЛЕТ ЯДРО МИРОВОЙ ЭЛИТЫ ОСТАНЕТСЯ БЕЛЫМ. ЕСЛИ И ПОЧЕРНЕЕТ, ТО НЕ ОЧЕНЬ»
— Но тогда это давно распространенный западный принцип — делить ойкумену на три сферы: безопасный мир, затем мир буферный и относительно безопасный и, наконец, мир, выброшенный из человеческой цивилизации, где не властны никакие законы, кроме понятий и обычаев. По такой же модели существуют уже многие европейские столицы — Париж, Берлин или даже Лондон, где элиты жмутся к центру, а на окраинах правят банды мигрантов и головорезов.
— Совершенно верно. Я бы добавил сюда Брюссель и в еще большей степени крупнейшие города бывшего третьего мира. Если посмотреть, например, на Сан-Паулу и Рио-де-Жанейро в Бразилии, то там есть такие богатые районы, где люди перемещаются с небоскреба на небоскреб на вертолете. Они вообще не опускаются вниз, избегая не только районов трущоб, куда даже полиция выезжает в самом крайнем случае, но и обычные районы. Это реальная самоизоляция элиты. Еще один вариант самосегрегации — плавучие города. Когда лет пять назад я говорил о возможности таких городов, коллеги лишь пожимали плечами: «Ну это слишком!» А буквально через год-другой проект плавучего города был представлен в Москве на одной из выставок. В таком городе могут жить до 50 тысяч человек — вне какого-либо государства или юрисдикции, с собственным внутренним законодательством. Они будут полностью обеспечены инфраструктурой: отелями, кинотеатрами, спортзалами, ресторанами, школами, больницами, поликлиниками и даже теплицами для выращивания растений.
Процессы изменений сейчас пойдут очень быстро. В середине 1990-х годов я написал книгу «Колокола истории. Капитализм и коммунизм в ХХ веке». Я сделал там прогноз на ХХI век, но ошибся в хронологии. То, что, предполагал, произойдет после 2030 года, явилось к нам уже в 2010-х, а в 2020-х, вероятно, случится еще много того, о чем я не писал и даже подумать не мог.
— Получится ли у элиты создать свой «хрустальный остров мечты»? Ведь вокруг будет бушевать жестокая архаика.
— Она, безусловно, постарается это сделать. На данном этапе элита видит свое спасение в создании закрытого мира и такой же системы. Однако в любой закрытой системе, как мы знаем, возрастает энтропия и система начинает гнить. Значит, люди должны будут как-то решить проблему «обновления интеллекта и крови». Иначе в течение четырех-пяти поколений выродятся полностью. Кроме того, есть разные возможности сломать любую систему. Скажем, стоит электромагнитная стена, но и против нее найдутся умельцы, кибертеррористы, способные пробить в ней брешь. Да и вообще, эти системы очень уязвимы. Достаточно пробить их в одном месте, а дальше можно полностью обездвижить. Не спасут ни наемные армии, ни полиция. И получится картинка, знакомая нам по учебникам: варвары захватывают Рим.
Есть и другая модель развития событий, описанная еще арабским мыслителем XIV века Ибн Хальдуном. Согласно ему, любая правящая династия или любое общество арабо-мусульманского мира переживает четыре этапа своего существования. Начинается с того, что в город приходят бедуины из пустыни и завоевывают его. Это первое поколение: оно забирает власть путем ее захвата. Затем второе развивает и консолидирует присвоенное отцами. Третье поколение начинает почивать на лаврах, но при этом вкладывается в развитие искусства. Ну а четвертое жиреет и деградирует, после чего из пустыни снова приходят бедуины, режут вырожденцев и все начинается сначала.
Так что Рим, попираемый пятой варвара, — это даже не римская модель, а матрица всех больших систем, в которых слишком много человеческого и которые не умеют решать проблемы энтропии. Даже мужественная Спарта не устояла и в конце концов деградировала.
В современной Европе черты вырождения можно отследить по кризису христианства и европейской культуры в целом, а также еще (хотя об этом не любят говорить, подобное неполиткорректно) белой расы. Ее численность на Земле сокращается, причем не только в Европе, но и в США и остальных ареалах, где она прежде доминировала. В той же Калифорнии этнические (в основном испаноязычные) общины теснят белое население. Но это, похоже, никого не волнует — в мире больше беспокойства проявляют о сохранении какого-нибудь племени каннибалов в джунглях на границе Бразилии и Колумбии или редкого вида пауков в Центральной Африке. Кстати, и самих белых подобное, похоже, не волнует — о таком можно судить по их полной неготовности защитить от мигрантов своих женщин и детей. Это базовый признак вырождения вида — если самцы не могут защитить детенышей и самок и бегут вместо того в полицию, значит, они уже не мужчины.
— Ну и механизмы однополых браков работают в основном внутри белой расы.
— Да, хотя в арабском мире гомосексуализм распространен не меньше, чем в Европе. Но это, как правило, бисексуалы и у них есть дети, так что на воспроизводство популяции подобное не влияет, а внутри белой расы оказывает, причем немалое.
— Тогда какова судьба белой расы в качестве мировой элиты? Усилится ли внутри элит, о которых мы говорили, мультикультурный, мусульманский или же, возможно, африканский элемент? Другими словами, почернеет ли мировая элита?
— Думаю, если и почернеет, то не очень. Ядро мировой элиты англосаксонское и еврейское. В него, правда, допущена небольшая часть мусульман. Это, к примеру, такие полукровки, как лидер исмаилитов Ага-хан (с состоянием в $13,3 млрд — прим. ред.). Есть целые семьи в арабском мире, которые уже на протяжении трех-четырех поколений имеют тесные связи, в том числе родственные, с британцами. Про индийцев я вообще не говорю — индийская элита очень хорошо интегрирована в мировую. Есть целые индийские пригороды в Великобритании, но мы ни разу не слышали, чтобы там были какие-то бунты. Вот, к примеру, жители Пакистана и Бангладеш, живущие внутри Соединенного королевства, бузят регулярно.
Трудно давать долгосрочный прогноз, но все же я думаю, что на ближайшие 100 лет ядро мировой элиты останется белым. Оно будет размываться, но мы не знаем, как далеко зайдет этот процесс. Виражи современной истории непредсказуемы.
— Кто из нынешних политических лидеров будет сброшен коронавирусом с шахматной доски? Скажем, уцелеет ли Дональд Трамп, удастся ли ему переизбраться в ноябре? Что будет с КНР?
— Когда идет такая разбалансировка мира, на этот вопрос вам не сможет ответить никто. Нарушено глобальное равновесие, и от того, на какую чашу весов сядет условная бабочка, зависит, кто кого переиграет. Если Трамп победит, процесс, который запустили стоящие за ним силы, станет, скорее всего, необратимым, его будет почти невозможно повернуть вспять, и произойдет окончательный передел в мировой системе. Президенту США противостоят глобалисты, но дело в том, что у него реальной программы нет — он пытается затормозить процесс сползания в пропасть, что уже само по себе немало. Что касается Китая, то здесь допустимы разные варианты: от разделения страны на Север и Юг до, напротив, ее укрепления. Евросоюз продолжит слабеть: де-юре он сохранится, де-факто сожмется до пределов условного каролингского ядра. А восточные европейцы, которых подобрали после разрушения соцлагеря, окажутся никому не нужны. При этом значительная часть мира будет охвачена точечными, локальными войнами. В целом он станет очень нестабильным и неустойчивым, ездить по нему окажется значительно сложнее, в том числе из-за эпидемий, реальных и мнимых. Недавно прошла информация, что в аэропортах некоторых арабских стран из-за коронавируса уже ввели экспресс-анализ крови. Я бы в такое государство никогда не полетел — слишком хорошо знаю, как работает там медицина. Впрочем, французская и американская ненамного лучше.
Сейчас вопрос стоит по-ленински: кто кого отсечет от будущего? То, что в настоящий момент происходит вокруг Трампа, свидетельствует: не все попадут в светлое будущее и пройдут в него по узкому мосту кризиса — многие сорвутся. Это принципиально отличает нынешний терминальный кризис капитализма от прежних структурных кризисов. Сейчас ставки высоки как никогда и Трампа постараются не допустить в Белый дом любым способом. Уверен, он это понимает и, оправдывая фамилию (в буквальном переводе на русский trump означает «козырь» — прим. ред.), припас серьезные, я бы сказал, убойные козыри. Перед выборами хозяин Белого дома может выложить их на стол — в частности, по событиям, связанным с 11 сентября. В СМИ как-то прошла незамеченной информация, что 25 марта университет в Фэрбенксе на Аляске закончил исследование по поводу взрыва 47-этажной башни ВТЦ-7. Наш институт несколько лет назад выпустил книгу Анонима «Немыслимое», в ней как раз объясняется, что именно в этой башне был центр управления терактами. Ее взорвали спустя 7 часов после первых двух — таким образом зачистили все улики.
Думаю, у Трампа немало козырей — данные и по 11 сентября, и педофильской сети, в которой задействованы представители высшего света США и Западной Европы, но он будет держать этот компромат до последнего, храня «покерную маску» на лице. Тот факт, что Трампа до сих пор не убили, говорит о том, что козыри в его рукаве весьма серьезные. Кстати, и у нас в России дальнейшее развитие событий во многом зависит от того, победит он или нет.
«НАВЕРНЯКА ПОЯВЯТСЯ ТАКИЕ ГАДЖЕТЫ, КОТОРЫЕ ПОЗВОЛЯТ ИЗБРАННЫМ БЫТЬ НЕВИДИМЫМИ И НЕУЛОВИМЫМИ»
— Когда мы говорим о современных средствах слежения, испытуемых при нынешней эпидемии коронавируса, я правильно понимаю, что их массовое применение будет лишь там, где «чисто и светло»? В анклавах элиты и буферных зонах?
— Уже и термин появился — surveillance capitalism («капитализм наблюдения»). Только это будет посткапитализм. Впрочем, я уверен, что мировая верхушка постарается решить и данную проблему. Наверняка появятся такие гаджеты, которые позволят избранным быть невидимыми и неуловимыми. Вероятно, одна из линий стратификации как раз и пройдет между теми, кто будет виден системам наблюдения, а кто — нет. Кстати, как и сейчас, во время московского карантина, есть те, кто может ездить без всякого QR-кода, и люди, которые этого не могут. Так что верхушка «нового дивного» посткапиталистического мира, безусловно, изымет себя из-под бдительного ока систем наблюдения — и это будет высший пилотаж для представителей элиты, признак избранности, как сейчас, например, возможность заниматься педофилией и не нести ответственности.
Я глубоко убежден, что ребенок, какого бы пола он ни был, не может вызвать у нормального здорового человека сексуальный интерес. Здесь дело в другом — педофилы как бы говорят: «Мы можем делать то, чего не могут другие, мы особые». И вскоре к этой «особости», закрытым клубам, где «широко закрывают глаза», может добавиться функция невидимости. Элита посткапиталистического мира — это, скорее всего, мир «невидимок». Нечто похожее когда-то в романе «Эдем» описал Станислав Лем.
— И которым все позволено, как говорил Федор Достоевский?
— Думаю, что и само ранжирование внутри элиты будет идти по этому критерию: кому-то позволено все, значит, он невидим на 100 процентов, кто-то — на 99 процентов, а другие — только на 50 процентов. Но те, кто станет жить за пределами упорядоченного «светлого» мира (в чем-то вроде большого Сомали), столкнутся с совершенно иными порядками. И неважно, какие это окажутся страны — Бразилия или же пустеющий центр Франции. В условное Сомали может превратиться значительная часто того, что мы пока еще знаем как цивилизованный мир.
— Тем не менее это будет мир, где рядом с футуроархаикой и хаосом станут работать изощренные цифровые технологии. А насколько одичают сами люди? И начнет ли тому способствовать низкокачественное дистанционное образование, на которое нас всех хотят перевести?
— В этой сфере не все так просто. В начале апреля спикер Совета Федерации Валентина Матвиенко призвала к тому, чтобы статус дистанционного образования закрепить законодательно, причем уже в ближайшее время, а через несколько дней объяснила, что ее не так поняли, потому что возмутились родители. Если еще для университетов я могу представить онлайн-лекцию для небольшой группы студентов в качестве весьма ограниченной дополнительной формы обучения (для больших групп или экзаменов это уже не работает), то для школ дистанционные уроки не поддерживаю категорически.
Я понимаю, что движет сторонниками удаленного обучения. Об этом в свое время очень откровенно сказал Герман Греф на петербургском экономическом форуме. Он даже вспомнил по такому случаю каббалу, которая «давала науку жизни и 3 тысячи лет была секретным учением». А все потому, что «люди понимали, что значит снять пелену с глаз миллионов, сделать их самодостаточными». «Как же управлять ими? — недоумевал глава Сбера. — Любое массовое управление подразумевает элемент манипуляции». Но думаю, что в настоящее время с дистанционным образованием ничего не получится. Не готовы не только родители, но и школы: там нет соответствующей технической базы. Введение дистанционного образования как нормы, с одной стороны, рушит нынешнее образование, с другой — создает двухконтурное. Сами же проталкиватели этого вида образования одним из его плюсов называют дешевизну по сравнению с личностным, в котором процесс обучения и воспитания происходит в виде контакта, диалога преподавателя и школьника/студента. Притом проталкиватели говорят, что личностный вариант образования сохранится, но только для тех, у кого есть деньги. Таким образом, если называть вещи своими именами, все это затевается, чтобы под видом внедрения цифровой технологии ограничить реальное образование элитой, а тем, кого считают быдлом, дать минимум. Притом адепты «дистанционки», лишающие простой люд реального образования, не из графьев вышли — в СССР таких не было. Это лишний раз подтверждает правоту писателя Николая Лескова, считавшего главным врагом мужика не столько аристократа, сколько только что вылезшего из грязи в князи другого же мужика. На подобном построен, например, рассказ «Тупейный художник», да и в других произведениях автора проводится данная мысль.
Нужно сделать все, чтобы сорвать планы убийц нашего образования.
«ЗУЛЕЙХА» ВЫЗВАЛА РЕЗКОЕ НЕПРИЯТИЕ. КОММУНИСТЫ И МУСУЛЬМАНЕ ЗДЕСЬ ОКАЗАЛИСЬ ВМЕСТЕ!»
— В связи с этим хочется спросить о российской элите. Она, как я понимаю, в отличие от арабов и индийцев, не допущена в мировую?
— Конечно, нет. И не только сейчас. Даже дореволюционная российская элита не была допущена на этот олимп — никогда! Смотрите: ядром капиталистической системы поначалу являлись британцы. Потом они и американцы сошлись вместе благодаря группе Родса — Милнера и еврейскому капиталу, сосредоточенному по обе стороны Атлантики. Французов и немцев туда очень долго не допускали, но затем сделали исключение для некоторого числа. А вот российскую элиту за общий стол — никогда. Скорее арабов и японцев пустят. Что касается китайцев, то они и сами вряд ли захотят, хотя со времен Второй опиумной войны некоторые южнокитайские кланы оказались тесно связаны с рядом британских влиятельных семей, причем настолько, что это до сих пор влияет на внутреннюю политику Китая.
Помните, у большевиков был такой деятель Леонид Красин? Англичане его принимали, в Лондоне он участвовал в переговорах с лордом Джорджем Керзоном, оказался допущен до великосветских раутов. И все равно Леонида Борисовича встречали как туземного вождя! Англичане знали, что в революцию 1905 года он был боевиком. Красин являлся чрезвычайно разносторонним человеком — талантливым инженером (работал с фирмой «Сименс-Шуккерт» в Берлине), мог и большие деньги доставать. Кстати, в ВКП (б) этот человек был единственным, кто по своим качествам — организационным и интеллектуальным — мог считаться ровней Ленину (Александр Богданов, например, являлся ровней только интеллектуально). Но даже Красин — самый продвинутый из большевиков — воспринимался в Лондоне как дикарь, туземец. Элита, связанная узами 300–400-летней давности, никого из России, тем более нынешней, внутрь себя не пустит.
Из представителей старой российской дворянской эмиграции есть, пожалуй, лишь один человек, который сегодня принят в этих кругах как равный, — князь Георгий Юрьевский. Он живет в Швейцарии, по одной линии — через княгиню Юрьевскую — Рюрикович, а по другой — Романов, правнук Александра II. Вот князь Георгий действительно пользуется уважением.
Что до современной постсоветской верхушки… Думаю, что с большей ее частью, если она побежит в Европу, произойдет то же самое, что с Остапом Бендером на румынской границе.
— Для Кремля этот год начинался достаточно энергично: со смены правительства, объявления изменений в Конституции, постепенного старта операции «Транзит». И вдруг коронавирус смешал все карты. Российская элита в растерянности?
— Чтобы точно ответить на данный вопрос, надо обладать инсайдерской информацией, у меня ее нет. Но, если судить с внешней точки зрения, элита растерянна. И дело не только в коронавирусе, но и в нефти. Я согласен с теми, кто считает: то, что произошло в марте (отказ от сокращения нефтедобычи и полуразвал ОПЕК), говорит о том, что нефть перестала существовать как политический фактор и мир вернулся к состоянию до 1973 года. Размахивать ею как знаменем или дубинкой больше не получится. С газом у РФ тоже проблемы. А если Россия — великая энергетическая (сырьевая) держава, то с уменьшением политической роли сырья и ростом экономических проблем в данной сфере что будет с правящим слоем? С его отношениями с населением? В годы «тучных коров» народ получал крохи с барского стола и многим этого хватало. Наступают годы «тощих коров», и контракт между властью и населением может оказаться под вопросом. Как говорил один из героев фильма «Цирк», кончается контракт, начинается антракт. Последний грозит затянуться; «коронакризисная» ситуация способна обострить его. Противоречивые оценки продолжительности ограничительных мер, связанных с «коронакризисом», исходящие от власти, свидетельствуют, на мой взгляд, о внутриэлитном противостоянии «нормализаторов» и «чрезвычайщиков». За ним просматривается борьба сторонников различных вариантов развития РФ. Что-то подсказывает мне, что наиболее рьяные «чрезвычайщики» рискуют в перспективе оказаться политическими трупами, поскольку именно их элита может сделать громоотводом социального гнева, гроздья которого уже вполне созрели.
У Маркса было такое выражение: «язычник, чахнущий от язв христианства». Проблема в том, что от терминального кризиса капитализма, о котором мы говорили, страдает прежде всего не центр, а полупериферия и периферия. Россия сейчас и есть полупериферия. «Сломалась» нефть, рушится малый и средний бизнес (при всех разговорах о его поддержке на самом деле помощь пока получают прежде всего крупные госкорпорации). И это не может не привести к социальным последствиям. Потому для нашей власти категорически важно отменить карантинные меры к концу мая (хотя и это уже запаздывает). Но, может, кто-то специально тянет резину, чтобы обозлить население? РФ, согласно прогнозам, потеряет из-за режима ограничений около 4 процентов ВВП. Возникнет ли из этого революционная ситуация? Меня нередко спрашивают: если проводить параллели, то в каком году по революционному календарю мы сейчас находимся — в 1917-м? Нет, отвечаю я, скорее в 1904-м. Вопрос лишь в том, куда мы двинемся теперь — назад от 1904-го или вперед к 1905-му?
Здесь уместно вспомнить, что говорил русский философ Василий Розанов о ситуации 1904–1905 годов. В Российской империи, по его замечанию, были так называемые образованные классы (интеллигенция и буржуазия), которых власть презирала, как и народ. Но, когда в 1904–1905 годах произошла смычка образованных и народа, разразилась революция. Переводя взгляд на день сегодняшний, замечу: одно дело — конгонять по Болотной площади белоленточную интеллигенцию, но совсем другое — когда на тебя с дрекольем и арматурой выйдет кто-нибудь вроде футбольных фанатов. Хотя считается, что они у нас контролируются спецслужбами, но это ничего не гарантирует. До революции 1917 года охранное отделение тоже пыталось контролировать революционеров, однако потом процесс вышел из-под контроля. Так что смычка образованных и улицы — это очень серьезный фактор, возникновение которого напрямую зависит от того, как будет вести себя правящий слой.
Кроме того, надо помнить, что Россия не совсем суверенная страна. Впрочем, абсолютно суверенных в современном мире нет: даже США и Китай ими не являются. Степени несуверенности у всех разные. Уязвимость РФ в том, что она зависима от мировой экономики. Любое серьезное потрясение там отзовется у нас сейсмическими колебаниями. Поэтому дальнейший сценарий станет очень зависеть от того, что происходит не только в России, но и в мире.
У РФ на мировой арене было два серьезных козыря: нефть и ядерное оружие. Сейчас осталось только последнее, что позволяет нам играть на ограниченном поле — не в глобальные игры, в которые ввязывался Советский Союз, а в региональные. В чем сила западной элиты? В связях всех друг с другом и поддержке друг друга. Контактируя с западной элитой, имеешь дело с осьминогом, многоголовым Змеем Горынычем. СССР какое-то время мог этому чудовищу противостоять. Едва ли нынешняя власть на такое способна. Как Владимир Высоцкий пел: «Как школьнику драться с отборной шпаной…» В такой ситуации надо использовать силу противника против него же, предварительно нейтрализовав «пятую колонну».
— В числе глобальных мероприятий, которые сорвал «коронакризис», — масштабное празднование 75-летия Великой Победы, прежде намеченное в Москве на 9 мая. Что же получается, Третья мировая «вирусная» война грозится перечеркнуть не только празднование Победы, но и итоги Второй мировой? Мир, в котором мы окажемся завтра, будет совсем другим по сравнению с тем, который достался нам после Ялты 1945 года?
— С момента разрушения Советского Союза мы уже живем не в «ялтинском мире», а в мире, который журналисты сначала назвали «мальтийским». Напомню, что 2–3 декабря 1989 года Горбачев на встрече с президентом Джорджем Бушем сдал ему, а в его лице англосаксонской части североатлантической элиты, соцлагерь и СССР. Днем ранее он проделал то же самое на встрече с советофобом Папой Римским Иоанном Павлом II по отношению к западноевропейской континентальной части североатлантической элиты. Однако эта капитуляция 1989-го ни в коей мере не перечеркивает нашу Победу 1945 года. Если парад, приуроченный к 75-летию Победы, состоится 24 июня, это будет очень символично: именно 75 лет назад дождливым днем на Красной площади прошел парад Победы, когда к Мавзолею бросали знамена поверженных врагов. Если же мероприятие перенесут на 3 сентября, день победы над Японией, то тоже будет символической датой: в этот день мы полностью перелистнули военный календарь Второй мировой. Хотя, конечно же, 3 сентября по значению и символике не идет ни в какое сравнение с 9 мая.
Мы возмущаемся тем, что в Праге снесли памятник маршалу Ивану Коневу, но при этом почему-то забываем, что монументы, связанные с нашей историей, первыми стали убирать мы сами. То, что сейчас происходит в странах бывшего соцлагеря, — следствие того, что случилось в горбачевском СССР и позднее в РФ. Это у нас снесли памятник Феликсу Дзержинскому на Лубянке в августе 1991 года. А какие фильмы в РФ появляются на центральных каналах? Недавно в канун 150-летия Ленина вышел сериал «Зулейха открывает глаза» — очередной пасквиль. Это явление того же порядка, что и фильм «Матильда» к 100-летию революции. И делается подобное совершенно сознательно: «Зулейху» запустили и под 150-летие Ленина, и под 9 Мая. Дескать, посмотрите, кто выиграл войну — те, кто устраивал ГУЛАГ, так что же это за победа! Я знаю, что депутат-коммунист Сергей Гаврилов попросил генпрокуратуру РФ проверить данный сериал, да и в Татарстане в мусульманских и интеллигентских кругах фильм вызвал резкое неприятие. Так что коммунисты и мусульмане здесь оказались вместе в противостоянии лжи и хулителям нашего общего прошлого. «Горе всякому хулителю-поносителю», — сказано в Коране (104:1). |
Фурсов Андрей Ильич – русский историк, обществовед, публицист, социолог.
0
