По политической ситуации в стране, особенно на фоне выборов, можно судить, что в стране наметился определённый кризис доверия к государству. На ваш взгляд, с какого момента начался этот кризис и самое главное, как этот кризис преодолеть?
Елена Пономарёва: Кризис доверия к государству проявился еще в Советском Союзе, в поздний Советский период, когда те идеалы, ценности, которые пропагандировались в средствах массовой информации, через кинематограф, я уже не говорю о тех, что были зафиксированы в Конституции СССР и Программе КПСС, не находили отражения в реальной жизни. В позднесоветский период в Коммунистическую партию вступали люди, в подавляющем большинстве, из-за каких-то реальных привилегий в виде квартир, дач, спецпайка, а не по идейным соображениям. Особенно это чувствовалось на примере молодого поколения, комсомольских лидеров, которые чуть позже за счет средств ВЛКСМ и на базе иных государственных структур заложили основу своего олигархического капитала. Исследователи отечественного политического класса одну из протоолигархических групп 1990-х годов так и называют – «комсомольцы». Пожалуй, самым ярким примером такого кризиса доверия может служит казус Ходорковского, который начал свою карьеру освобожденным секретарем комитета ВЛКСМ Московского химико-технологического института. Используя свои комсомольские связи, на базе Фонда молодежной инициативы при Фрунзенском райкоме ВЛКСМ в 1987 г. он создал Межотраслевой центр научно-технического творчества молодежи. Разного рода творческую деятельность среди молодежи и не только тогда активно поддерживало горбачевское руководство: были приняты законы «Об индивидуальной трудовой деятельности», «О кооперации». Только вот «творчество» Ходорковского, как, кстати, и многих других «комсомольцев», было особого рода. Центр занимался импортом и сбытом компьютеров, варкой джинсов, продажей алкогольных напитков (в том числе поддельного коньяка) и пр.
Но самое главное – Ходорковский и К° одними из первых стали заниматься обналичкой, и уже в 1988 г. общий оборот торгово-посреднических операций Центра составил колоссальную по тем временам сумму – более 80 млн рублей. Напомню, что средняя зарплата по стране в то время была 120-140 рублей. Именно в те годы «комсомольцы» не только заработали свои первые миллионы – вспомним здесь известный афоризм: «первый миллион всегда заработан нечестным путем», но и установили прочные связи с партийной номенклатурой, государственными структурами и криминальным миром. Все это в комплексе определило их возможности в ходе грабительской приватизации начала 1990-х годов – многие «комсомольцы» стали олигархами. Этот небольшой экскурс в историю показывает, что доверия к красивым словам комсомольских лидеров, как и партийных бонз, произносимых с трибун, к концу советского периода уже, практически, не осталось. После разрушения Советского Союза кризис доверия достиг своей пиковой точки осенью 1993 года. Серьезнейший надлом произошел в эпоху раннего Ельцина, позиционировал себя как ярый борец с привилегиями и обещал «лечь на рельсы», если поднимется цена на хлеб. Однако став президентом, он установил настоящий кастовый режим допуска одних к кормушке и полного уничтожение того среднего слоя, который был в Советском Союзе. Учителя, инженеры, работники медицинской, научной сферы – как сейчас принято говорить, бюджетники – оказались за чертой бедности, практически в одночасье стали нищими. , Кризис доверия к государству продолжается, к сожалению и сегодня. Объясняется это очень просто – многие совершенно правильные заявления, которые делает власть, не подтверждаются конкретными делами. Особенно это видно в регионах. Если в крупных городах, например в Москве, гражданское общество может проконтролировать «слова», путём создания различных гражданских инициатив, начиная от «синих ведерок» и заканчивая «СтопХамом», то в регионах это все сделать сложнее. Очевидно, что только жесткий контроль со стороны общества над местной властью и в тоже время со стороны центральной власти над местной может вернуть доверие к институтам государственной власти. Однако это не может произойти одномоментно. У государства должна быть некая стратегическая программа по возвращению доверия, которая непосредственным образом зависит от общего развития страны.
Андрей Фурсов: Я согласен со сказанным, но добавлю, необходимо выделить горбачевский период, когда сознательно и систематически ломали советские ценности и идеалы. Ельцинщина, о которой говорила Елена Георгиевна, легла на подготовленную горбачевщиной почву. По сути это были две фазы, два хода одной двухходовки, целью которой было разрушение СССР и как ядра альтернативной капитализму мировой системы, и как формы исторической России. Кризис доверия, он же кризис ценностей продолжается с 1980-х годов. В ценности, которые прокламирует нынешняя власть, народ не верит, потому что, во-первых, реальность противоречит «прокламациям»; во-вторых, ценности, которые два десятилетия пытаются внедрить «строители капитализма», принципиально противоречат русскому историческому, цивилизационному коду. В социокультурном плане (да и исходно «по жизни») «строители капитализма» у нас – маргиналы, варганящие свой маргинальный пикник на обочине истории – русской и мировой.
Есть мнение, что именно в 2008 году начался кризис доверия российской государственности, когда произошла, так называемая, «рокировка» между Владимиром Путиным и Дмитрием Медведевым. На ваш взгляд, могло ли это быть переломным моментом для выхода «гражданского пара»: болотной, сахарова и других?
Елена Пономарёва: Здесь нужно сказать, что многие внутриполитические нововведения, проекты и прожекты в медведевский период создали массу проблем и сложностей, серьезно сузили зону критичности. Начиная от перевода времени и заканчивая мифическим Сколково. Я уже не говорю о внешнеполитическом провале – принятии Резолюции СБ ООН по Ливии № 1973, когда Россия воздержалась, а не воспользовалась своим правом вето. Конечно, люди все это видят и понимают, но пик пришелся действительно на период выборов в Парламент в декабре 2011 года. Президентские выборы я бы назвала послесловием того недоверия, которое общество испытало к власти в лице «Единой России», к организации именно парламентских выборов. А вот в марте 2012 г. определенный перелом. Если в ходе парламентских выборов большинство населения усомнилось в итогах выборов и в победе «Единой России», то на президентских – большинство населения действительно поддержало именно Владимира Владимировича. Этот факт определил настоятельную потребность создания некой альтернативы «Единой России», например, в виде «Народного Фронта». Конечно, от лидера очень много зависит. Все мы знаем о роли личности в истории, но каким бы выдающимся не был лидер, он нуждается в команде, в партии. Тем более это важно для нашей страны. Только опираясь на профессиональную и преданную – как лидеру, так и России – команду можно достичь провозглашенной цели – создание великой страны. К сожалению, сегодня кадровый голод сказывается на всех уровнях. Поэтому одни и те же люди переходят на разные посты и мы, фактически, не видим развития.
Андрей Фурсов: Все верно, дело и в отсутствии команды. Но помимо этого есть еще одна проблема, причем более серьезная: трудно сказать, какова социальная существующей власти. У нас социально мало (или даже почти не) структурированное общество, и отсюда масса проблем.
На своих лекциях Вы ни раз говорили, что ряд Российских СМИ формирует явную антироссийскую повестку. Почему они это делают? Они являются агентами влияния, либо чувствуют слабость власти, либо это их личное убеждение?
Андрей Фурсов: Я бы сказал – это агенты влияния, которые чувствуют слабость власти. Все это – наследие ельцинской эпохи.При ельцинском, по сути полуколониальном режиме, родившемся в ходе кровавого государственного переворота 4 октября 1993 г., был создан целый ряд СМИ (а точнее, СМРАД – средства массовой рекламы, агитации и дезинформации), которые начали работать против исторической России, против суверенной России. Линия тянется от позднегорбачевского времени: те СМРАД, которые работали против СССР, в 1990-е годы заработали против России, словно подтвреждая тезис Зб. Бжезинского. Этот наш «большой друг» в одном из интервью, когда журналист спросил его о борьбе Запада против СССР, коммунизма, заявил, что Запад и прежде всего США боролись не с коммунизмом, а с Россией, как бы она ни называлась. И хотя в «нулевые» годы, особенно сегодня ситуация изменилась по сравнению с девяностыми, СМРАД, выращенный ельциноидами и их западными подельниками, сохраняет силу, ориентируясь на Запад и на его «шестерок» и прихлебателей в РФ.
Андрей Ильич, Вы как раз говорили о том, что в стране практически нет СМИ, готовых освещать, например, социальную напряженность в США. С чем связан именно этот фактор?
Андрей Фурсов: Это обратная сторона того явления, о котором мы говорим. Поскольку эти СМРАД работают против России, они должны создавать абсолютно благостный, отретушированный образ Запада и особенно США. Например, рьяно поддерживая проведение гей-парадов и вообще извращенцев в РФ и обвиняя противников этой похабени в «мракобесии», «неуважении прав человека», «авторитаризме» и т.п., якобы характерных для «русского менталитета», они почти ничего не говорят о массовых протестах в США и Западной Европе против гей-парадов и гей-законодательства, а иногда просто замалчивают эти факты. В то же время в СМРАД педалируется неполноценность, недоделанность нашей истории, а ей противопоставляется позитивная картинка такого Запада, которого не существует в реальности. Достаточно заглянуть, например, в сборник статистики, подготовленный Ч. Марри (Murray Ch. Coming apart: The state of whiteAmerica, 1960–2010. N.Y.: Crown forum, 2012) и посвященный росту классовой поляризации в последние 50 лет в белом «сегменте» США (о «черном» и испаноязычном речь вообще не идет – и так все ясно), чтобы понять насколько лжива картина Запада, которую рисуют либеральные СМРАД. Статистика благосостояния тех же американцев показывает, что для 70% оно за последние 30 лет ухудшилось. Есть и масса других отрицательных показателей, на которые «не обращают внимания» прозападные СМРАД. Проблема, однако еще и в том, что помимо идеологической, а если называть вещи своими именами, классовой ангажированности, «либеральная» тусовка и представители их СМРАД и их главного учебного заведения люди удивительно малообразованные, несведущие в мировых делах и психологически очень провинциальные, многое в их «пустите Дуньку в Европу» определяется именно этим какое отношение к гомосексуализму в Соединенных Штатах, а там оно — резко отрицательное.
Елена Пономарёва: Если продолжить эту тему по поводу роли либеральных СМИ, нужно отметить, что есть и определенная личная убежденность людей, которые в них работают. Потому что без все-таки ценностных представлений анатиликов, дурналистов, редакторов невозможно говорить о полноценной работе в СМИ. К сожалению, в ряде российских СМИ работают люди, которые уже с молоком матери впитали западные представления о либерализме, но самое главное – они несут генетическую нелюбовь к своей стране и тем самым, пропагандируют ценности разрушения нашей исторической памяти, культуры, идентичности, ценности разрушения нашей государственности.
В тоже время мы не можем не отметить, что и либеральные СМИ меняются. Они очень тонко чувствуют, куда дует ветер. То, что раньше сложно было увидеть по НТВ, и невозможно себе было даже это представить, сегодня показывается и демонстрируется достаточно часто. Почему это происходит? Поэтому либеральные ценности определенной части российского общества находятся в тесной зависимости от позиции центральной власти. Либералы, как говорили в советское время, «колеблются с линией партии». И если власть будет жестче вести себя в пропаганде и отстаивании национальных интересов России, то и либералы «прижмут хвост». Поэтому нельзя говорить о том, что либеральные СМИ в России – это самостоятельные субъекты. При всей финансовой поддержке Запада, при всех ценностных ориентациях журналистов все равно это не самостоятельный субъект. Он очень четко чувствует и понимает импульсы, исходящие из Кремля.
Каким образом появятся СМИ, которые были бы пророссийски ориентированны, откуда им взяться в такой модели?
Елена Пономарёва: Сама российская власть – неоднородна. Она изначально состоит из представителей различных ценностных групп. Есть государственники, есть либералы, есть сторонники монархической идеи, сторонники красного проекта. Это все дает ту почву, на которой можно выстраивать мозаичную политику. Например, люди, которые придерживаются ультралиберальных взглядов, есть и в Администрации президента. Скажем, они курируют, например, блок СМИ или грантовую политику. Соответственно, кого они будут поддерживать? Ответ очевиден. Прогосударственному направлению в настоящее время власть и прежде всего сам Президент уделяется больше внимания, чем другим, но один Владимир Владимирович при всей его фантастической работоспособности не может все контролировать. То, что он знает — он на это реагирует, но он не может знать всего, как и любой другой человек. Он также окружен советниками, помощниками, которые могут показать одну информацию и не показать другую.
В такой ситуации очень много зависит от самого общества, от его здоровой части, которая может и должна участвовать в формировании информационного и политического пространства России. Речь идет о разного рода инициативах снизу. Вот Ваш журнал, например. Он ведь появился не потому, что такого было указание из Кремля. Он издается, работает, прежде всего, благодаря Вашей инициативе. И так должно быть во всем. Я это называю «политикой малых дел». Каждый на своем месте должен делать все во благо своей страны, а значит для себя и своих детей. Как писал Николай Островский, жизнь надо прожить так, «чтобы не было мучительно стыдно за бесцельно прожитые годы, чтобы не жег позор за подленькое и мелочное прошлое…».
Если вспомнить вашу вчерашнюю лекцию, вы говорили о трансляции разрушающих нас социум ценностей через образование, кинематограф, СМИ…. Какой барьер им можно поставить в отсутствии внятной государственной идеологии?
Елена Пономарёва: Здесь нет ничего нового. Нужно разработать четкую стратегию. Прежде всего, это касается серьезных изменений в системе образования. То, что мы имеем в настоящий момент в школах и в вузах, как последствие «реформы» школьного образования, иначе, как разрушением фундаментальных ценностей назвать нельзя. Современный подход к истории, литературе, преподаванию русского языка — совершенно не отвечает даже элементарным принципам патриотического воспитания. Например, многие школьники не знают не то что, когда была Бородинская битва, но и где она проходила. Когда задаешь даже элементарный вопрос по истории нашей страны, по проблемам современного развития, человек теряется, он пытается вспомнить варианты ответов…формата ЕГЭ. Это все есть следствие «реформы» образования. Значит нужно вернуться к реформе образования, но в совсем другом ключе. Еще в 2009 году я написала статью «Болонский процесс: путь на интеллектуальную свалку». За прошедшие четыре года она не потеряла своей актуальности. «Триумфальное шествие» Болонской системы продолжает вести нашу страну к пропасти, в которую нам удалось не свалиться в начале 1990-х годов ХХ в. – тогда еще сработала старая закалка. Экспансия глобальной научно-образовательной модели, за которой стоят, прежде всего, интересы ТНК, захватывает несколько ступеней, среди которых дошкольное образование, средняя и высшая школы. Болонская система плодит людей, которые не мыслят, ничего не знают и не хотят знать, у них нет потребности в поиске информации. Ведь ответы уже все есть, надо только выбрать. Это основной принцип тестов. А если теперь еще и домашнее задание отменят в старших классах, то повальная манкуртизация России обеспечена. Напомню, что манкурт – это идеальный раб, лишенный воли, потерявший память о своем прошлом и беспрекословно подчиняющийся хозяину. Единый учебник истории – это не выход из положения, и самое главное – кто его будет писать. Здесь, на Селигере хорошо видно, какая мозаичная структура сознания современных людей, прежде всего, тех, кто организуют этот форум. Рядом висит портрет Николая II и Гагарина. Но при Николае II никакой бы Гагарин в космос не полетел — эта система не могла породить такого человека.
Общее понимание того мира, в котором мы живет, знание исторических событий не формируется только через систему образования. В этом процессе участвует целый комплекс институтов – СМИ, кино, театр, литература, музыка и т.д. К сожалению, все эти сферы поражены в значительной степени вирусом ущербности собственной истории, вирусом предательства. И как Вы правильно сказали, в отсутствии государственной идеологии, «спасибо» авторам Конституции 1993 г., государственная система работает очень неровно. К примеру, с одной стороны, предлагается сократить часы преподавания литературы и истории, но с другой – ввести уроки патриотического воспитания.
Андрей Фурсов: Но де-факто идеология есть – либеральная.
Елена Пономарёва: В таких условиях противостоять разрушающим наш социум и государство ценностям можно лишь путем самообразования. Нужно много читать, как литературных, так и исторических произведений, и прежде всего, отечественных авторов, начиная с советского периода. Например, такие авторы, как И. Ефремов, В. Богомолов, Вс. Кочетов, Н. Шпанов, из наших современников – О. Маркеев, А. Островский и др. – могут дать гораздо больше, чем современная школьная программа. Нужно максимально широко смотреть на мир и не глазами CNN, ВВС или «Эхо Москвы», а формировать свой собственный взгляд на основе анализа разных точек зрения и информпотоков.
И последний вопрос. Кто разделяет ваши взгляды во власти? Ваши, Михаила Леонтьева… Вы говорите абсолютно здравые вещи, а, например, Сергей Белоконев говорит другие, в Думе обсуждают третье. На основе чего тогда можно формировать идеологию?
Андрей Фурсов: Сформировать идеологию таким образом, что вот сел один человек, придумал и она пошла – невозможно. Вот Маркс написал свой капитал, правда к этому времени идеология уже в общих чертах сложилась. Должна быть не просто группа, которая разделяет идеологию, должен быть некий социальный слой, на интересы которого ложиться эта идеология. Этот слой даже может и не знать об этой идеологии, но его интересы таковы, что вот какая-то система взглядов автоматически получает право на существование, потому что за ней – интересы этого слоя. То есть, идеология оформляется тогда, когда появляется социальный слой, разделяющий эту идеологию. Вот я, например, могу представить себе ситуацию, когда резкое ухудшение жизни населения приведет к тому, что у нас произойдет второе пришествие Маркса и марксизма. Уж если сейчас Маркс (об этом, правда, у нас не пишут) – фигура номер один по цитируемости на Западе, то рано или поздно это и до нас дойдет. По мере ухудшения социально-экономической ситуации это вполне вероятный вариант. Вот это и есть ответ. Идеологию формируют социальные обстоятельства.
Елена Пономарёва: К вопросу о том, на кого нужно ориентироваться во власти – ориентироваться нужно на Владимира Владимировича Путина. И более того, всех чиновников либерального толка и не только чиновников можно ставить на место цитатами Владимира Владимировича. Вообще, процесс формирования идеологии очень долгий и многотрудный. И включаясь в него, нужно помнить, что жизнь – это всегда борьба. А борьба за государственные ценности, за ценности России – это самая, наверно, сложная борьба, уж в такой стране мы родились. Мы родились в России, и это наше счастье и наше бремя одновременно.
Андрей Фурсов: Пессимизм разума – оптимизм воли.
Елена Пономарёва: Еще раз повторю. Жизнь – это борьба. Но без борьбы нет побед.
|
Фурсов Андрей Ильич – русский историк, обществовед, публицист, социолог.
