Я родом оттуда, где серп опирался на молот,
А разум на чудо, а вождь на бездушие стад,
Где старых и малых по селам выкашивал голод,
Где стала евангелием «Как закалялася сталь».
[…]
Я вмерз в твою шкуру дыханьем и сердцем,
И мне в этой жизни не будет защит,
И я не уйду в за границы, как Герцен,
Судьба Аввакумова в лоб мой стучит.
Б.Чичибабин
Золотые далекие дали!
Все сжигает житейская мреть.
И похабничал я и скандалил
Для того, чтобы ярче гореть.
С.Есенин
Он верил в свой череп.
Верил.
Ему кричали: «Нелепо!» –
но падали стены. Череп,
оказывается, был крепок.
И.Бродский
I
Десять лет назад, в конце слякотного и промозглого декабря 1989 г., не стало Владимира Васильевича Крылова (р. 1934), замечательного советского ученого-обществоведа, теоретика, специалиста по теории Маркса, не только хорошо знавшего, но и развивавшего ее в 70-е годы на неофициальный и неидеологический лад. Так вышло, что Крылов очень мало – почти ничего по сравнению с написанным «в стол» и проговоренным – опубликовал. Впрочем, и опубликованного при жизни, сказанного на конференциях и семинарах более чем хватило для того, чтобы Крылов «заработал» репутацию одного из сильнейших советских теоретиков по проблемам развития «третьего мира» – и не только «третьего». Малое (относительно написанного и сказанного) количество публикаций есть следствие как объективных – социосистемных и социогрупповых, так и субъективных причин. А написал, наговорил и, главное, надумал Крылов много. По сути это был институт в одном лице: блестящий ум, эрудиция, организованная память, широкий размах научного поиска и разнонаправленность научных интересов – все это усиливало и без того немалый потенциал. Крылов помимо своих профессиональных областей – истории, политической экономии, социологии, интересовался биологией и физикой, современной математикой и психологией, химией и астрономией. Интересовался и неплохо разбирался, любил. Еще одна любовь – литература, прежде всего русская. Вообще, нужно сказать, что Крылов был очень русским человеком, со всеми сильными и слабыми качествами, слишком русским.
В своем ремесле Крылов умел все: он в равной степени легко писал философские трактаты и аналитические записки для ЦК КПСС, работы по конкретной истории и текстологические штудии по Марксу (на полях черновиков – рисунки, карикатуры, стихи). Но главным все-таки было не это умение, не эрудиция и даже не размах интересов и замыслов, а о ч а р о в а н н о с т ь Истиной, ее поисками. Крылов был «очарованным странником» – еще одним. Таких в науке немало, но далеко не большинство – напротив. Здесь та же ситуация, как и с теми, кто занят поисками истины, для кого научное познание – главное. («Лишь для ничтожной части… профессионалов научное познание есть самоцель», – пишет А.А.Зиновьев, более того, «препятствие на пути научного познания – гигантская армия людей, профессионально занятых в сфере науки и добывающих себе с ее помощью блага и жизненный успех»1, – поясняет далее философ.)
Любознательность и многосторонность Крылова были проявлением, функцией, элементом этой очарованности Истиной, ее поисков, что и придавало им такую мощь и такую чистоту. Крылов, бесспорно, был мыслителем, а не просто большим мастером своего дела (хотя и это немало, особенно в условиях переизбытка подмастерьев). На основе оригинального и творческого прочтения Маркса, путем переработки наследия Маркса – «Биг Чарли» – и отталкиваясь от него, Крылову удалось – случай уникальный для советской (а может, и не только для советской) науки – разработать целостную послемарксову марксистскую теорию общественного развития. Разумеется, какие-то части этой теории были разработаны, продуманы, прописаны в большей, какие-то – в меньшей степени, и тем не менее теория была, состоялась. Причем в некоторых своих «зонах» состоялась как неомарксистская не только по отношению к официальному «советскому марксизму», но и к марксизму Маркса.
В известном смысле Крылов, сам того сначала не подозревая, выступал как советский неомарксист. Однако он существенно отличался от современных ему (60-70-е годы) западных неомарксистов по крайней мере в двух отношениях. Во-первых, он разрабатывал не какой-то отдельный аспект марксистской теории, а теорию в целом, взвалив (типологически) тот же груз, что и Маркс, сделав аналогичный замах. Во-вторых, в центре крыловского подхода, в основе его исследований и штудий были не отношения обмена, не политика и государство и даже не сами по себе производственные отношения, как у большинства западных неомарксистов, а ПРОИЗВОДСТВО, его СИЛЫ, т.е. ПРОИЗВОДИТЕЛЬНЫЕ СИЛЫ, социальной формой которых выступали производственные отношения (= социальные производительные силы). Производительные силы трактовались Крыловым (вслед за Марксом) не как предметы, не как «железки», а как процессы, причем вовсе не только материально-вещественные (включая природные), но так же социальные и духовные. Впрочем, об этом мы поговорим чуть позже. Сейчас лишь отмечу, что «целостно-производственные» характеристики теории Крылова отличают его от западных нео-марксистов настолько, что по сути он оказывается за пределами «неомарксистского качества», и я не случайно написал: «в извест-ном смысле» (русский эквивалент неопределенного артикля), «выступал как» (но «не был»). Крылов скорее занял в советской науке нишу, аналогичную той, что в западной науке занимали нео-марксисты. То, насколько он отличался от них не нишево, а содержательно, становится очевидным при сравнении работ и подходов (ср., например, Крылов versus Валлерстайн). И это опять же делает научный, интеллектуальный опыт Крылова уникальным.
Данной сферой, однако, уникальность или почти уникальность Крылова не ограничивается, он интересен не только своим теоретическим и – шире – интеллектуальным наследием. Его жизнь – незаурядного ученого, творческого человека в позднекоммунистическом (середина 60-х – конец 80-х годов) мире – интересна и с социальной точки зрения как своего рода стихийный, незапланированный эксперимент жития-бытия одиночки, некланового социального индивида в преимущественно кланово организованной советской науке 60-80-х годов. Этот эксперимент позволяет многое понять как в личности В.В.Крылова и его творчестве, так и в таком явлении, как «советское обществоведение». Но прежде чем говорить о теории и практике Крылова – немного о его биографии, основные вехи.
|
Фурсов Андрей Ильич – русский историк, обществовед, публицист, социолог.
