Аналитике не научишь?
— Андрей Ильич, у вас есть собственная «Школа аналитики». Кто туда ходит? Стал ли кто-то из слушателей аналитиком? И что ещё нужно, кроме слушания лекций, чтобы разбираться в окружающем мире?
— «Школа аналитики Фурсова» функционирует третий год. В основном, слушатели — студенты Московского гуманитарного университета, но занятия могут посещать все желающие, надо только заранее зарегистрироваться на сайте Научного студенческого общества МосГУ. В «Школу» раз в месяц приходят люди разного возраста, в основном молодёжь, но есть и те, кому и за 40, и за 50.
Можно ли стать аналитиком, прослушав курс? Конечно, нет. «Школа» не готовит аналитиков, она учит основам анализа на конкретных примерах из истории и современности. Главная задача — сформировать у слушателя реальную картину мира, объяснив скрытые шифры эпохи, тенденции её развития. Слушатели должны много читать — текущей информации, научных работ, художественной литературы, которая будит воображение. В рекомендуемом списке такие писатели, как Иван ЕФРЕМОВ, Олег МАРКЕЕВ, Александр ГЕРА, Алексей КОЛЕНТЬЕВ, Сергей АНИСИМОВ и многие другие. Рекомендуются также различные сайты на русском и иностранных языках.
Разумеется, и читать — мало, надо постоянно осмысливать прочитанное, соотнося его с реальностью. И конечно же, нужно читать специальную литературу по стратегической, аналитической и другим видам разведки. Необходимо также критическое освоение западной ветви европейской интеллектуальной традиции.
— Насколько сегодняшнее образование благоприятно для развития аналитических способностей?
— Начать с того, что нынешнее образование находится в полуразрушенном состоянии. ЕГЭ и Болонская система не готовят творцов и аналитиков, они готовят «квалифицированных потребителей», не склонных к анализу реальности, тем более критическому. Но надо быть вопрекистами, заниматься самообразованием и выжимать всё возможное из того лучшего, что сохранилось. Очень важно найти учителя — настоящего Учителя.
Мне очень повезло. Моим учителем был мало публиковавшийся, но блестящий учёный Владимир Васильевич КРЫЛОВ. Думаю, он будет среди тех немногих, кем Россия станет отчитываться за вторую половину XX века. О своём учителе я написал книгу — «Ещё один очарованный странник (О Владимире Васильевиче Крылове на фоне позднекоммунистического общества и в интерьере социопрофессиональной организации советской науки)». Крылов был настоящий мастер, без его школы я никогда бы не стал тем, кем стал.
— Как-то встретила такую оценку специалистов советского времени: мол, в наших академических институтах где-нибудь за распитием чая можно было услышать такие аналитические обзоры, какие на Западе готовили целые центры. А каково экспертное сообщество России сейчас?
— Трудно оценивать всё сообщество, моя оценка будет в большей степени импрессионистской, и «импрессионизм» этот очень невесёлый.
Вернувшийся в Россию в конце 1990-х годов Александр Александрович ЗИНОВЬЕВ, с которым я дружил, как-то заметил, что уезжал из страны, где в курилке можно было обсуждать массу интересных проблем на самом высоком уровне, а вернулся на интеллектуальную помойку. Сказано довольно жёстко, но в целом справедливо.
С 1990-х годов в страну хлынул мутный поток устаревших западных теорий в области социологии, политологии, экономике. Это утильсырьё приобрело среди определённой публики высокий статус в силу его западного происхождения и подкреплённости грантами и прочими формами материального поощрения. На этой основе у нас за последнюю четверть века сформировался целый сегмент компрадорско-колониальной по своей сути науки, выражающий интересы компрадорско-олигархического капитала и паразитирующий на реальной науке так же, как этот капитал паразитирует на реальной экономике России.
Особенно это видно по политологии, где есть целый ряд теорий, связанных с отрицанием необходимости государственного суверенитета. Это модный тренд в западной политологии и глобалистике — мол, мы живём в эпоху взаимопроникновения, взаимозависимости, и суверенитет устарел. Но совершенно понятно, кого не устраивает чей-то государственный суверенитет. То же самое — идея, что эпоха больших государств уходит в прошлое. Вот была Югославия — надо её раздробить на части, тем более что народ там разный живёт. Время от времени возникают разговоры, что территорию России от Урала до Дальнего Востока нужно отдать международному сообществу... И люди, которые продвигают эти идеи, работают на эти корпорации либо в качестве тех, кого Ленин называл «полезные идиоты», либо в качестве идеологических диверсантов.
— Но это ведь не характеристика всего экспертного сообщества?
— Конечно же, нет; я говорю об определённой тенденции, представляющей научную и идейно-информационную угрозу. У нас немало экспертов и экспертных групп, вполне профессиональных и ориентированных на государственно-национальные интересы России. Они стали значительно активнее в последние год-два, когда ужесточилось противостояние России и Запада, и многие из тех, кто находился в тени и имел ограниченный доступ к средствам массовой информации, резко расширили свои возможности.
— А насколько эти специалисты востребованы людьми, принимающими решения? Вот вас приглашают на Селигер, на телевидение, но сами-то госуправленцы вас слышат?
— Трудно сказать. Иногда в официальных выступлениях я встречаю формулировки, которые использую только я и никто другой. Однако у восприятия любых идей есть серьёзный ограничитель — классовые интересы воспринимающего. Нередко это становится непреодолимым барьером в понимании реальности и восприятии чужих идей госчиновниками. Впрочем, моя задача заключается не в том, чтобы именно они меня услышали. Я не пропагандист, не политтехнолог, а учёный, аналитик, преподаватель. Моя задача — создание реальной картины прошлого и настоящего и прогнозирование будущего. Пользуются этим высокопоставленные лица — хорошо; не пользуются — это живёт само по себе, потому что вброшенная в информационное пространство концепция, даже фраза живут своей жизнью и когда-то сработают.
— Сейчас много говорят об информационных фильтрах, которые создают ту или иную среду. Но мы сами ещё в большей степени склонны создавать себе комфортную среду, смотреть и слушать только то, с чем согласны. А если кто-то говорит вещи, которые нам не нравятся, мы и слушать не станем. Как выбраться из-под влияния того или иного однонаправленного воздействия?
— Безусловно, нужно жить в информационном мире, не заслоняясь от него. Заслон — это пораженческая стратегия. Почему многие советские люди купились на пропаганду перестроечной шпаны? Мол, придёт рынок, демократия, капитализм — и будет всем хорошо. Потому что их приучили к определённой информации, которую они уже перестали воспринимать, и правдой показалась та ложь, которую они впервые услышали.
Не заслоняясь от информационного потока, надо всегда понимать важную вещь: кому выгодно. Всё время задавать себе этот вопрос. Кому выгодно говорить, что Сибирь была колонией России? Понять это — а потом уже проверять факты.
Нельзя убегать от судьбы: она тебя рано или поздно догонит, причём в самый неудобный для тебя момент; судьбу надо встречать в лоб. То же самое с информацией.
Тем, кто хочет разобраться, можно посоветовать одно: думать. Какой бы изощрённой ни была пропаганда, она обязательно проколется в деталях.
Константы российской власти
— В своей лекции вы сказали, что главная константа русской истории — это «власть», причём как бы она ни менялась, она будет оставаться всё той же — автосубъектной. И это ни хорошо, ни плохо, так есть…
— Власть не обязана любить народ. И народ не обязан любить власть, даже если она выражает его интересы. Потому что между ними существуют серьёзные противоречия, так сказать, борьба и единство интересов. В России исторически сложилось так, что власть выполняла функцию защиты населения от внешнего врага. Причём врагов этих у нас всегда было больше, чем у других. И в этом отношении Арнольд ТОЙНБИ, который вовсе не любил Россию, тем не менее заметил, что русская экспансия всегда носила оборонительный характер. Русские стараются отодвинуть границы как можно дальше, потому что Россия не защищена ни с запада, ни с востока.
Не менее важно и то, что власть в силу скудности сельского хозяйства всегда сдерживала, в своих интересах опять же, аппетиты господствующего слоя. Но бывали периоды-исключения, когда она вместе с этим слоем начинала грабить население. Один такой период наступил после 1861 года — закончилось всё революциями 1905 и 1917 годов; второй наступил после 1991 года, и неясно, преодолеваем мы его или нет.
— Человек, который встаёт на позицию поддержки власти, как бы мирится с существующим положением дел — и должен не замечать двойных стандартов, социальной несправедливости, расхождения заявленного и сделанного?..
— Нет, не нужно оправдывать всё, что делает власть, чётко понимая её классовую природу и особые интересы. Но в то же время нужно помнить поговорку англосаксов, которая способствовала их победам: права или не права, но это моя страна. НАБОКОВ когда-то заметил: власть и родина не одно и то же. Это во многом верно, однако рухнула власть — и кончилась родина Набокова.
Соотношение власти и родины непростой вопрос, критикуя власть, надо делать это так, чтобы это не повредило родине. Известна фраза того же Зиновьева: целили в коммунизм, а попали в Россию. За всеми разговорами о борьбе с коммунизмом в СССР скрывалась борьба против исторической России. Кстати, БЖЕЗИНСКИЙ откровенно признал это после разрушения Советского Союза, заметив, что Запад боролся не с коммунизмом, а с Россией, как бы она ни называлась. Поэтому всё, что мы говорим о родине, должно быть тщательно взвешено.
— Это самоцензура?
— Ни в коем случае, речь идёт об ответственности за свою страну. Это не исключает критического отношения ко многим страницам нашей истории. Как писал П.Я. ЧААДАЕВ: «Я не научился любить свою Родину с закрытыми глазами, с преклонённой головой, с запертыми устами. Я нахожу, что человек может быть полезен своей стране только в том случае, если ясно видит её». Нужно обязательно критиковать власть, если она уклоняется от защиты национальных интересов, и поддерживать её в защите этих интересов.
Обратите внимание, наши так называемые либералы критикуют власть именно тогда, когда она разворачивается в сторону национальных интересов. Почему-то их точка зрения постоянно совпадает с позицией Госдепа США. Они готовы проливать крокодиловы слёзы по поводу МАГНИЦКОГО, но их совершенно не трогают миллионы жертв так называемых либеральных реформ 1990-х, по сути — либерального геноцида.
Они не только не молчали, когда ельцинский режим расстреливал парламент в 1993 году, но призывали к ещё большей крови. ЕЛЬЦИНУ прощалось всё, поскольку он работал практически в режиме внешнего управления. ПУТИН их бесит именно тем, что пытается из этого управления выйти.
Власть нужно критиковать и за её непоследовательность. Сегодня — это разрыв между державной внешней политикой и сохранением неолиберального курса в социально-экономической сфере, курса, который эту внешнюю политику подрывает.
В сухом остатке: власть в России всегда была, мягко говоря, неласкова к населению, но она защищала его от окружающих хищников, в борьбе с которыми не могла не ожесточаться, но это было условием выживания. Так, сталинская система — это прежде всего форма выживания русского и других коренных народов России в условиях не просто неблагоприятного капиталистического окружения, а в ситуации, когда поставлена задача уничтожения России. Это очень хорошо понимали те, кто был способен встать выше личных обид и трагедий. У Даниила АНДРЕЕВА, отсидевшего в лагерях, есть стихотворение, посвящённое русским сверхвластителям, спасающим страну в роковой час; стихотворение подразумевает прежде всего СТАЛИНА. Там есть такие строки:
Жестока его природа,
Лют закон,
Но не он — так смерть народа.
Лучше — он!
День завтрашний
— Вы сказали, что примерно к 2017 году мы окончательно «проедим» наследие советской эпохи. Как и из чего делать рывок в будущее?
— Рывки в будущее совершаются в индустриальную эпоху примерно одинаково. Это — мобилизационная экономика при всех её минусах. 25 лет разграбления страны, развала промышленности — терапевтическими средствами не исправишь. Нужна реиндустриализация и перестройка очень многих сфер.
— Мобилизационная — значит, опять за счёт населения! Не успели мы нагулять жирок, как снова затягивай пояса…
— Ну, во-первых, особого жирка население не нагуляло, последнее 25-летие — это вам не те четыре относительно спокойных 30-летия (1500–1530, 1670–1700, 1825–1855, 1955–1985 гг.), которые в русской истории всё-таки были. Во-вторых, альтернатива проста: либо мы делаем рывок, либо Россия прекращает своё существование, её рвут на части транснациональные хищники и их местные гауляйтеры и полицаи с последующим исчезновением русских с лица земли. В-третьих, рывок должен делаться не столько за счёт населения, сколько за счёт средств тех, кто четверть века разворовывал страну. Совокупный капитал (сумма персональных богатств) богатейших людей России в 2014 г. оценивается в 481,15 млрд долл. (для сравнения: доходы федерального бюджета РФ в 2014 г. составляют 339 млрд долл.). Но ведь правы те, кто подчёркивает: под контролем сверхбогатых намного больший капитал, чем их личное богатство. Какой вывод из этого следует? Вывод, с которым очень хорошо коррелируют строки МАЯКОВСКОГО: «Ешь ананасы, рябчиков жуй…».
Вопрос в начале XXI века стоит по-ленински: «Кто – кого?». И противники России это хорошо понимают и будут создавать нам проблемы по всему периметру границ (Украина — это первый ход) и в самой стране. Вероятнее всего, постараются создать таран из либералов и националистов и использовать экономическую ситуацию и промахи (или сознательные действия) правительства — «реформы» образования, науки, здравоохранения и прочие погромные акции.
— В своих выступлениях вы говорите о том, что Россия должна формировать новую «мировую повестку дня». А не достаточно ли мы за советскую эпоху думали обо всём мире, всем помогали?..
— Речь идёт не о материальной помощи, а о формировании некоего социального проекта, который способен стать фундаментом нового мирового порядка, альтернативного нынешнему. Например, Сталин, который исходил из необходимости создать альтернативную Западу мировую систему, вовсе не был сторонником превращения восточноевропейских и восточноазиатских стран в социалистические. «Социализация» этих регионов в конце 1940-х годов была вынужденной и в значительной степени спровоцированной холодной войной. Ну а затем к власти пришёл бывший троцкист ХРУЩЁВ, который действительно начал активно помогать всем желающим.
Россия не может противостоять Западу только на евразийской площадке. Для успеха необходима мировая альтернатива, создание союзных анклавов и действия на территории противника, по крайней мере, информационные. На данном этапе речь может идти о готовности защитить в информационном или военном плане наших геополитических сторонников.
Конечно, лучше жить со всеми в мире, но в мире нас не оставят. КЛИНТОН в 1995 году, выступая перед американскими военными, сказал: мы позволим России быть, но мы не позволим ей быть великой. Но дело-то в том, что невозможно удержаться на одном уровне: либо ты возрождаешься в качестве великой державы, либо ты распадаешься. Надо помнить также: мы до сих пор существуем потому, что у нас есть средства нанести неприемлемый ущерб Соединённым Штатам. Если бы этого не было, то с нами поступили бы так же, как с сербами, ливийцами и др. Мы до сих пор живём на советском военном фундаменте, который создавали, кстати, затянув пояса.
Нужно учитывать и ещё одну вещь: надвигающийся мировой системный кризис. Его следует использовать в своих интересах как ту волну, которая позволит наши слабости превратить в силу. По принципу дзюдо. К сожалению, СССР во многих отношениях действовал в лоб, не изощрённо. Надо по-другому. Не надо лезть на рожон, но нужно быть готовым нанести ответный удар.
— Один из традиционных жанров ваших выступлений называется «Итоги года», когда из событий, не вошедших в топ самых освещаемых, вы выводите важнейшие тренды. Хотя год не окончен — какие события уже сейчас можно назвать знаковыми, если не упоминать занимающие всё информационное поле Крым, Украину и санкции?
— Нет, сравнимых с этими событий не происходило, потому что произошедшее между 19 февраля и 19 марта — это 30 дней, которые изменили мир.
— Ещё говорят, что мир изменил наш огромный контракт с Китаем.
— А это уже стало следствием украинского кризиса, который подтолкнул процессы. Так же, как встреча в Бразилии в июле, где была сделана заявка на создание нового мирового порядка, альтернативного англосаксонскому.
Вообще у украинского кризиса много измерений, но самое важное — он очень хорошо показал большей части нашего населения, что такое нынешний Запад и что, если не поставить некий барьер, он пойдёт тараном. Мы увидели, что Запад спокойно поддерживает нацистов — если они антирусские. Запад вообще поддержит любую силу, даже дьявола, если она против России. Украинский кризис — это момент истины, выявивший врагов России внутри страны и за её пределами.
— За что же всё-таки нас на Западе не любят? Притом что русские столько внесли в мировую культуру…
— Плевать им на нашу культуру. Как сказал наш разведчик Леонид Владимирович ШЕБАРШИН, генерал-лейтенант, начальник первого Главного управления КГБ, Западу от России нужно одно — чтобы её не было. С конца 16 века, как только Россия появилась в качестве мощной державы, в Европе разрабатываются планы её уничтожения. Ничего «личного»: ресурсы, православие и чуждая Западу, хотя европейская же, цивилизация. Причём цивилизация очень успешная: она не только освоила огромную территорию — «евразийское неудобье», создав на ней цивилизацию модерна, но и является единственным государством, которое в течение 400 лет успешно противостояло Западу, не легло под него. Все остальные крупные страны стали либо колониями, либо полуколониями, либо встроились в фарватер англосаксонского Запада в качестве его клиентов.
Подчеркну: Россия и в военно-техническом, и в цивилизационном плане смогла отстоять себя. Она создала европейскую же культуру, но альтернативную западной. Это хорошо видно по нашей литературе. Льва ТОЛСТОГО однажды спросили: что такое «Война и мир» в жанровом отношении — эпос, роман? Он ответил: «Это не роман, ещё менее поэма, ещё менее историческая хроника. «Война и мир» есть то, что хотел и мог выразить автор в той форме, в которой оно выразилось. Такое заявление о пренебрежении автора к условным формам прозаического художественного произведения могло бы показаться самонадеянностью, ежели бы оно было умышленно и ежели бы оно не имело примеров. История русской литературы со времени ПУШКИНА не только представляет много примеров такого отступления от европейской формы, но не даёт ни одного примера противного».
Толстой приводит в качестве примера «Капитанскую дочку» – что это? Повесть? Рассказ? Нет. Но пример Толстого можно дополнить: «Евгений Онегин» — роман в стихах, «Мёртвые души» — поэма, «Былое и думы» Герцена — вне жанров. А произведения ДОСТОЕВСКОГО — от художественных до «Дневника писателя»?
Жанр — всегда отражение социальной реальности. Значит, русская литература отражает принципиально иную социальную реальность, чем Запад, и эта реальность создала самобытную культуру как свою авторефлексию.
Валентина ЕФАНОВА |
Фурсов Андрей Ильич – русский историк, обществовед, публицист, социолог.
0
